Н. Сосновский Прогноз погоды на завтра и вчера

 

Статья вышла в «Райдере» в 1996 году, когда о бомбах в Москве никто и не думал. Составляя примечания к Хоффману, я попутно собрал много интересного о том, что было дальше с бывшими «Уэзерменами». Об этом будет следующая статья.

Однажды магнат средств массовой информации[1] Джеймс Платт Уилкерсон поехал отдохнуть на Карибы. А дочь его Катя, само собой, навела полон дом приятелей, которые так там и жили. Но кроме всего того, чем обычно занимаются в этом возрасте и в подобных случаях на свободном от предков флэту, компания еще делала бомбу (зачем им понадобилась бомба - об этом речь ниже). Бомба получилась на славу: когда один из ребятишек, Терри Робинс, по ошибке замкнул два проводка, от флэта и вписавшегося пипла осталась пыль, еще долго стоявшая в воздухе. Отличная вышла бомба. Все случившееся очевидным образом сопрягается со знаменитой финальной сценой из фильма Антониони - а значит, произошло не случайно.

Так 6 марта 1970 года случилось главное событие в истории самой знаменитой из террористических групп после "Фракции Красной Армии" и "Красных Бригад" - Weathermen, т.е. Метеорологов.

Лидер Weathermen Марк Радд (на самом деле лидером он был скорее в освещении нашей тогдашней прессы) слился в моем бестолковом тинэйджерском сознании с Марком из "Забриски Пойнт" - примерно тогда же "Иностранка" напечатала сценарий, - а сами Метеорологи стали героями моей юности.

Искушенным в поэтике мифа смысл Большого Мартовского Взрыва, конечно, понятен без комментариев. Но есть тут маленькая тонкость: растерзание Бога как центральный акт мистерии в терроризме редко замыкается на фигуре отождествляющего себя с Божеством жреца-жертвы, а значит, нарушает предустановленный архетипическим образцом идеальный порядок искупительного жертвоприношения. Обычно же так получается, что сам Жрец остается цел, а вот участников мистерий либо и вовсе - непосвященных и случайных профанов, - гибнет изрядно. Неправильно это…

В отличие от RAF и "Бригад", Weathermen возбуждали в непосвященных не столько страх и трепет, сколько любопытство. Трое погибших в мартовском взрыве остались, насколько я знаю, единственными реальными жертвами "страшных террористов" за десятилетие подполья. Подлинный терроризм сродни рок-н-роллу: стремится к самоуничтожению. Саморастерзание же - альтруистический вариант космогонического мифа. Как, впрочем, и самосовокупление.

Гимном Weathermen была песня Doors "Break on Through (to the Other Side)". Мартовская троица обрела искомый Апокалипсис, прорвавшись на другую сторону. Дальнейшие жертвы были бы уже бессмысленным, поэтому их и не было. Одна из Weather-барышень сказала так: "If we hadn't killed ourselves, we would have killed others. Deep down, we knew that the town house saved us ".

Взрыв стал Мифом Творения. Каждый год 6 марта бывшие Weathermen собираются на ритуальную церемонию: поют Боба Дилана, декламируют священный текст, посвященный Мартовской Троице: "How does it feel// To be inside// An explosion?// Was there time// To flash upon// The way we came?// Diana and Ted and Terry// Dead inside an explosion// No one of us will ever be the same ".

Воздадим и мы должное Ушедшим в Распыл сотоварищи, тем более что не было такого поветрия в те годы, которое бы их не затронуло. "Weathermen как зеркало молодежной революции", - сказал бы более вдумчивый сравнительно со мною исследователь. И я тоже тогда скажу: Флюгер, а не барометр есть первый и главный инструмент метеоролога.

Погода непредсказуема в принципе. Но это не значит, что метеорологи - шарлатаны. Не все, по крайней мере.

Быть может, хороший метеоролог не предсказатель и не толкователь погоды, он не барометр - он вроде градусника или флюгера. По нему можно узнать, какая сегодня погода на дворе и куда ветер дует.

Мы не врачи, мы боль, - говорил по похожему поводу Герцен.

Не было такого ветерка в незабвенную эпоху, когда по дорогам сновали туда-сюда беспечные ездоки, а по обочинам стоял сплошной Вудсток, на который не отозвались бы Метеорологи.

Кто такие были Weathermen и откуда вообще террористы берутся?

Как известно, самые кровожадные злодеи всегда начинали как проповедники всеобщей любви и всепрощения. Раздражение зудеть начинает потом - оттого, что на твою братскую любовь не откликаются. Не хотят, свиньи, жить в любви... Один историк античности подметил, что в частных письмах первых христиан появляется неведомое язычникам занудство и упреки ближним: я вот тебя люблю по-братски, а ты, сволочь такая, на мою христианскую любовь не отвечаешь. Даже один из евангелистов нечто подобное писал.

История Weathermen, как и история моего поколения (а может быть, как История вообще) - это история шараханья от любви к ненависти, что, как известно, одно и то же.[2] Кстати, я тоже не могу однозначно сказать, как я отношусь сегодня к этим героям своей юности.

Чего только не булькало тогда в наших распаренных мозгах. Легко и непротиворечиво в них совмещался зуд "прямого действия" и синдром карбонариев с кисельным благодушием и доверчивой открытостью. Эклектика свойственна детству, а главный соблазн шестидесятых как раз и состоял в обещании вечного детства: как-никак, мы все пили эту воду...

Неприятие ситуации побуждает выйти вон. Но пути обычно два: изменить ситуацию либо изменить свое отношение к ней. Цитирую:

- "Какая это жизнь, что радость непременно вызывает печаль. С сего дня пойду другим путем, лучше этого, чтобы можно было избежать житейской суеты " (Жизнь и труды преподобных отец наших Мефодия и Константина, в монашестве Кирилла, учителей словенских). Это есть описанный в предыдущем номере Андреем Мадисоном первый путь.

- "Мы пойдем другим путем!". Сами знаете, кто. А может, это и Кон-Бендит, Тарик Али или Руди Дучке – кто их там теперь помнит.

Как лебедь, рак и щука, расползлось мое поколение из себя вовне, сразу по всем путям одновременное - мне уж не на кого дуться,// И я один на всех путях". Этим мне и близки Метеорологи, а еще больше тем, что по второму пути они пошли понарошку, не измазавшись в крови: экзистенциальная решимость бросить бомбу ради улучшения мироздания делает бомбометание излишним[3]. В этом отличие Weather Underground от параллельных и последующих хичхайкеров на трассе левого экстремизма, хайджекеров всеобщего братства. Но шли-то ведь одним путем. Попутчики... Есть у меня зябкое предчувствие, что многолюдные толпы вчерашних визионеров и непротивленцев не сегодня-завтра ломанутся как раз вторым путем: глянь-ка, погода какая на дворе. Не мне, прилежному читателю контрабандной книжки "Революция ради ада революции" и украденного единомышленниками из неведомых спецхранов перевода (для кого они делались - для имеющего допуск идеологического партхозактива или для меня? Почему за ними недоглядели - не нарочно ли?) практических советов Режи Дебре, Че и других наставников пылкого юношества, не мне их удерживать. Но даже самый маразматический текст неминуемо и помимо воли автора обретает хотя бы какой-то смысл, и всегда непредсказуемый. Мне бы очень не хотелось, чтобы этот рассказ воспринимался как попытка "научить", "предостеречь", "сопоставить", хотя из прорех повествования, как из плохой басни, так и лезет некая нравоучительная мораль.

Вряд ли из этого текста у меня что-то может получиться: для этого надо вернуть то ощущение мира, когда много всего счастливого ожидалось впереди - не только для себя, но и для мира вообще It's Getting Better...»).

Кроме того, реалии двадцатипятилетней давности объяснить еще как-то можно, но мировосприятие - нет. Прошлое принадлежит тем, кто его пережил.

Заранее зная, что, кроме моих ровесников – и то не обязательно, - смысл моего рассказа будет понят всеми превратно, оправдываться или заранее отводить упреки я не буду: может быть, в ином контексте вы все понимаете правильнее меня. Тогда какая разница, что я хотел сказать на самом деле - последующие всегда правы, предыдущие всегда смешны. Понимание, тем более сочувствие, возможны только через голову: из вчера в завтра и наоборот. Бабушки лучше понимают внуков, чем детей.

Мой друг, провалившись в университет, трудился на заводе и написал краской на спецовке: "Working Class Него" - цитата из Леннона. Боюсь, что следующему поколению трудно было бы объяснить, что это - эпатаж, но не стеб. Вернее, левацкая риторика, конечно, имела и тогда налет стеба (у нас в стране, конечно), но своеобразного, стеба наоборот: прелесть состояла в том, что привычно фальшивые официозные слова[4] могут быть искренними и обретать содержание. Иными словами, весь кайф гошизма мог понять только советский гошист.

Лет семь назад (наивные годы "исторической гласности", целомудренно свободные от полутонов) я смотрел "Последнее танго в Париже" Бертолуччи вместе со своими студентами. После слов: "Родится мальчик - назовем Фиделем, а девочка - Розой в честь Розы Люксембург", - детишки мои весело хохотали. Они подумали, что это очень смешная шутка. Вспомнили, наверное, платоновского Копенкина, странствующего рыцаря Прекрасной дамы Розы Люксембург. Я не смог им объяснить, что левый радикализм для моих ровесников был как бы общим знаменателем формулы "Drugs, Sex and Rock'n'Roll".

Когда, кстати, Солженицына партхозактив изгнал за пределы, приютил его Генрих Белль. На стене у хозяина висел портрет дамы с тусклой педагогической внешностью. - Это Ваша матушка? - Нет, это Роза Люксембург. - ?!... Много тому дивилась тяжеловесная совесть Земли Русской. Я тоже часто сам себе удивляюсь. Наверное, молодым веселым циникам мое поколение кажется глуповатым, блаженным, недалеким, даже слегка лживым внутренне. Поделом: мы тоже были не очень-то снисходительны к "детям XX партсъезда", подснежникам оттепели, Flower Impotence.

Шестидесятники - это кто, Джерри Рубин с Эбби Хоффманом или Наум Коржавин с Ростроповичем? 68-й год - это Прага или Сорбонна?

И если я не согласен, что Че - бандит и душегуб, Ульрика Майнхоф бийца, Сартр - кликуша, Маркузе -маразматик, а Дебре - проходимец, то чем же это тогда мне Летов с Лимоновым немилы?

А вообще, мой юный друг, МММ – это не то, что ты думаешь, это лозунг такой был: "Маркс, Мао, Маркузе". Хотя созвучия никогда не бывают случайны. Жизнь настырно сводит воедино несопрягаемое, обнажая собственную бессвязность. Миром правит железная логика - логика абсурда.

Говорят, профессор Адорно помер от кондрашки, так его шокировали начитавшиеся его собственных трудов студентки, последовательно проводившие идеи старикашки Теодора в жизнь и завалившие на лекцию topless (....а я его научил, - сказал Иван Карамазов).

Также говорят, другой профессор, Хабермас, всячески открещивался от своих юных последователей: не понравилось ему, что "новые левые" его к своим идеологам причислили. Мне, правда, профессор, когда в Москву приезжал, тоже не очень понравился: заикался сильно, моргал все время. Честно говоря, я его в юности-то своим духовным отцом скорее понаслышке, не читая считал. И даже с Хоркхаймером путал.

Так что связи духовные тут могут быть крайне причудливыми, прихотливыми и затейливыми. Отрицательный герой-террорист уже цитировавшегося русского классика (эдакий Торвальд Проль) говорит папеньке-либералу (эдакому Герману Гессе) примерно так: Мы ваши дети, но вы в нас себя не хотите узнавать.

Восторженным летом 1969 в штаб-квартире у "Черных пантер"[5] произошла историческая встреча Кена Кизи и Жана Жене. Оба держались молодцами и изрекали приличествующие отвязным придурковатым гениям напыщенные бессмыслицы. Жене похвалил "Пантер" за забубенность и сравнил их с маркизом де Садом, "величайшим революционером, более великим, чем даже сам Маркс". Гарлемские хлопцы, конечно, не поняли, о чем речь, и назвали Голубого Гения мудаком (Motherfucker). Но мы-то с вами понимаем?

Федор Достоевский был не в пример консервативнее "детей XX партсъезда", но от петрашевства юношеского своего не отрекался и как-то даже записал, что вторым Сергеем Нечаевым (учитывая почти буквальные совпадения в их жизни, особенно в тюремной, смело можем заменить: Андреасом Баадером) стать бы не мог, а вот нечаевцем - вполне. Беда российских интеллигентных мальчиков моего поколения была в том, что мы очень хотели быть Баадерами и Кон-Бендитами, но ясность была за Железным занавесом, а сами мы находились в дурном пространстве немощи, в абсурдной ирреальности, когда превращенная форма, инобытие левацкого иллюзорного сознания материализовалась в свою противоположность, делая наше собственное положение в нем донельзя двусмысленным. Я тогда еще не совсем понимал, что Система мало зависит от своего словесного обоснования, что Прага и Сорбонна - это одно и то же, бунт против Системы. Но зачарованность модной гошистской риторикой была, как оказалось сегодня, намного более серьезным разрывом с советским Истеблишментом, чем правое диссидентство.

Но ни Мэнсоном, ни Пол Потом или Иенг Сари становиться никому никогда не хотелось. И даже Карлосом Шакалом не хотелось. Хотя я и подозревал всегда, что величественный эксперимент красных кхмеров[6] по решительному, раз и навсегда, истреблению лжи, зла и неправды одним махом заодно с их носителями - вырастает не столько из угрюмого оцепенения векового азиатского голода, сколько из веселого озорного карнавала майского Парижа. А все это вместе - из задорного дурашливого призыва Бретона: сюрреалистический акт состоит в том, чтобы выйти на улицы и палить в прохожих обывателей из нагана, пока не кончатся патроны. Забавник все-таки был этот Бретон, любитель де Сада. Ну, и там - фонарем тоже всегда смешно филистеров попугать (вздымай, дескать, на фонарь окровавленные туши лабазников, - призывал в стихах отец отечественного андеграунда). Дядюшка Джо - он ведь тоже был кривой тенью капризов русского футуризма. И даже самый блаженный, малахольный и не от мира сего - мухи не обидит - из отечественных гениев тоже очень радовался праздникам истории: Эх, мол, молодчики-купчики, ветерок в голове..., - и далее: про пугачевский тулупчик и зачем кровь лилась по дешевке - чтоб правда у нас была высока.

Если завтра произойдет революция, быть рецидивистом стало бы честью для всех, - такая сентенция нечаянно сложилась сама собой из сюрреалистических словесных игр Андре Бретона с Луи Арагоном.

Экстремизм шестидесятых - если это не Третий мир - рождался как стеб, веселая игра: всегда смешно цивилов попугать. Потом появляется пафос, потом отчаяние. Пафос вообще затягивает, а кроме того и пошлостью отдает, как ампир Северной Пальмиры кошачьей мочой. Цепочку эту мы видели не раз - не раз еще и увидим.

Сегодня, когда триумф консерватизма, основательности, рассудительности, аллергия на завиральные идеи - на самом деле оказываются торжеством приземленности, а то и жлобства: ага, не получилось, и никогда ничего получиться не сможет, надо-де принимать этот мир как он есть, мираж правоты опять испаряется из мира, оставляя голые костяшки многих куцых правд, из которых никогда ничего не сложить. После краткого проблеска определенности лет 5-6 назад мы опять живем в двусмысленном мире. Наверное, в этом что-то есть. Мир вообще знает лишь два состояния: либо кризис, либо маразм.

Система без антисистемных элементов впадает в идиотизм. В этом вечная правота любого нигилизма. Но быть санитаром животного мира - дело гиен и шакалов. Не надо обольщаться - мы не львы. Бунтарь не разрушает систему, он ее укрепляет, облагораживает. Баррикады 68-го спасли Запад от скудоумия индустриального общества. Кривляющиеся дегенераты 76-го - от скудоумия постиндустриального. Советский режим погубили лишенные юмора и иллюзий толстомордые дядьки в мешковатых костюмах, Львы, Цари зверей. Сегодня они перепрыгнули с Красного паровоза на разноцветный. Кто нас спасет от крушения?

"Будьте реалистами - требуйте невозможного". Сегодня, когда португальская редакция иновещания московского радио переводит "полевой командир"' как "comadante" ("команданте Басаев..."), великий лозунг 68-го глумливо перекликается с любимой арабеской того, другого, аварского Шамиля: "Кто предвидит последствия - не сотворит великого".

Если учесть, что западноевропейский левый радикализм всегда был таинственно связан с палестинским, ливийским и т.д., а штатовский - с афро-американским, предвидится, что и роль Кавказа в русской культуре не пресеклась на сквозном образе кавказских пленников и пленниц. Быть может, разрушители основ призваны всего лишь расчищать место под новый фундамент – уже для фундаменталистов?

Чичиковский кучер Селифан ворчал на деревенскую девчонку, не знавшую, "где право, где лево". И я не знаю.

***

В начале 1968 - ox и чумовое же было время - в Колумбийском университете Марк Радд создал Фракцию Действия в SDS (Студенты за Демократическое Общество - кто не знает, стыдно). Всех очаровала тогда строчка из поэмы Ле Руа Джоунса ("националистическое имя" - Амири Барака, крупный афро-американский поэт, предтеча рэпа и музыковед, о нем как-нибудь стоило бы отдельно рассказать): "Лицом к стенке, мудачье" ("Up Against the wall, Motherfuckers"). Так все по кэмпусу бегали и ее скандировали: в воздухе пахло решительными действиями, заварухой и вечной юностью. Самым свирепо-радикальным был друг Марка Радда Джон Джекобс, так и сыпавший цитатами из Режи Дебре, Славы Булавина, Линь Бяо и Че Гевары. Излучавший мрачное очарование Джон затмил субтильного Марка. Подобно Диогену, Джон вел себя с товарищами совершенно по-свински, объясняя свою непорядочность тем, что он не либерал какой-нибудь. Поскольку до панков еще было далеко, на хипповско-альтруистическом фоне наглый эгоизм Джона выглядел оригинальным и экстравагантным. После революции, поучал Джон, - наступит вовсе не стерильное царство справедливости, в котором совершенное общество, как хороший часовой механизм, подчинено неумолимым законам марксистской теории. Нет, наступит эпоха хаоса, не Царство Свободы, а Темные века. Новое средневековье. Зажравшимся человечеством будет править морально чистый Третий мир, время от времени пуская судорогу для очищения. Плохо знакомым с русской классикой студентам Колумбийского университета пророчества Джона казались смелыми и свежими.

Студенты захватили кэмпус, вывесили флаги Вьетконга, полиция тут как тут, слезы от восторга и слезоточивого газа, свалка, суматоха, барышни визжат, весело - Марк с Джоном были счастливы.

После захвата Колумбийского университета Марк с Джоном прославились на всю страну. Вокруг них стали собираться единомышленники - будущие Метеорологи. Что делать - пока не знали, зато вместе было в кайф.

Примерно такая же, вроде Фракции Действия, тусовка собралась в Мичиганском университете: Джим Меллен, Билли Эйерс, Дайана Оутон, Терри Робинс и кого там еще только не было. Назвались они ернически: Кружок памяти Лерлин Уоллес, в честь умершей от тяжкой болезни супруги одиозного губернатора Алабамы. Позже они переименовали себя в Банду Джесси Джеймса и захватили руководство в местном отделении SDS, тут же проведя чистку: всех, кто хочет с гитарой и на лужайки, а не с камнем и на баррикады - вон! "Лучше меньше, да лучше", - удовлетворенно процитировал Конфуция Джим Меллен.

Труба звала, стрелка сплачивала, вскоре все перезнакомились.

Самой сногсшибательной и эффектной была 26-летний адвокат Бернадин Дорн, рыжеволосая фурия со стройными длинными ногами. Ее приниженный образ - на самом деле она в те годы была ох до чего же неотразимой красоткой - проскакивает вместе с кудрявым энтузиастом Эбби Хоффманом в сцене антивоенной манифестации в фильме "Форест Гамп". В 1966 Дорн сотрудничала с движением Мартина Лютера Кинга и жалела всех вокруг, но после убийства Кинга стала отчаянной радикалкой. Ее сжигали три страсти: free love, мировая революция и чтобы сама - на возвышении, а все восхищенные взоры - на нее. Она металась повсюду с бешеной энергией, и ее пламенная грива развевалась, как пожар пролетарского мятежа. Когда все носили значки "Stop the war', на груди Бернадин сияла бляха: "Cunnilingus is cool, Fellatio is fun". Роза Люксембург, Инесса Арманд, даже Александра Коллонтай с Ларисой Рейснер (не говоря уже о Валерии Новодворской) просто никли и тушевались рядом с нею. Люсьен Демулен и Шарлотта Корде застенчиво курят в сторонке. Я был тогда влюблен в Бернадин, как пэтэушница в Сташевского. Бернадин удалось то, что мало кому дано: ввести в моду новый стиль радикального шика: черный свитерок, черная кожаная мини-юбка и высокие шнурованные сапожки (когда Дорн носилась на мотоцикле, нельзя было не заметить ее стройные ноги), вьющиеся волосы по плечам: хоть сейчас на баррикады. Видя картину Делакруа, на место Свободы я всегда мысленно подставляю Бернадин.

Броскостью, правда, Бернадин сослужила Движению сомнительную службу: как только левый радикализм превратился в шик, он стал деградировать, став модой кинозвезд. Злые люди говорят, ей невольно подражала Джейн Фонда

В июне 1968 Бернадин выставила свою кандидатуру на выборы в Межорганизационный секретариат организации Студенты за Демократическое Общество (тогда, пожалуй, среди "новых левых" по влиятельности это было примерно то же, что комсомол среди старых левшей). При этом на вопрос "Вы считаете себя социалисткой?" Дорн выпалила: "Я считаю себя революционеркой-коммунисткой!", отхватив большинство голосов.

Джим Медлен был старше всех: в 1968 ему было целых 35 лет, и все считали его глубоким старпером (с днем рождения, мой юный дружок, я все равно всегда останусь моложе тебя). Он защитил диссертацию по политологии и преподавал в университете Дрю в Нью Джерси. В 1965 Джим выступил в поддержку Национального Фронта Освобождения Вьетнама, уволился и провел два года в путешествиях по Африке (примерно тогда же там маячил и призрак, призрак Че Гевары). В США уверившийся в революционном потенциале Третьего мира Джим приехал, чтобы поднимать на борьбу рабочий класс империалистической метрополии. Восстания в черных гетто Джим опознал как часть войны Третьего мира против империализма. Мировой, как помните, город против мировой деревни нипочем не устоит. Американские революционеры при этом играют роль не большевистского или маоистского отряда -авангарда ли, арьегарда ли, фланга или Пятой колонны, - а функцию вандалов, изнутри разрушающих стены Америки, чтобы впустить бьющиеся извне силы Хаоса (картина мира классическая: Космос, Граница, Хаос, - но семантика наизнанку; на то и контркультура). Джим Меллен, как видим, по взглядам был близок Джей-Джею, поэтому Джей-Джей его невзлюбил: J.J. был трибуном-балабоном, а Джим - въедливым теоретиком-интеллектуалом и доктором философии (вроде нашего кандидата наук).

Джефф Джоунс был наоборот амым юным и пламенным. Высокий блондин, наизусть цитировавший культовые диснеевские мультики (американская разновидность митьковства), в 19 лет он уже воглавлял ньюйоркское отделение Студентов за Демократическое Общество и был членом крутой подпольной группировки MOTHERFUCKERS.

Терри Робинсу был 21 год, он был одаренным студентом-вундеркиндом и фанатом Боба Дилана. Как ни удивительно, маленький, щуплый, застенчивый интеллигентный юноша стал самым кровожадным радикалом Движения.

Билли Эйерс, высокий длинноволосый красавец-блондин, веселый жизне- и женолюб, подобно псевдохармсовскому Толстому, очень любил детей. Вместе с подругой Дайаной Оутон он работал в межрасовой Children Community School, что по тем временам было обычным делом среди непутевых детей американской элиты (родители обоих были столпами общества). Дайана по летней программе квакерской помощи ездила в Гватемалу, жила, как все индейцы, в деревенской хижине и ничто не предвещало ни в ней, ни в Билле террористов. В 1967 во время хрестоматийной демонстрации у Пентагона Дайана не оскорбляла солдат (вспомните затравленные глаза мальчиков в касках из оцеплений на улицах Москвы 199... года), но вела с ними задушевные беседы. Национальные гвардейцы плакали... Во время чикагского съезда демократов (как помнят знатоки, по значению для Движения это мероприятие сравнимо с ролью любого из съездов КПСС в деле дальнейшего повышения) Дайана бегала по отелям и писала красной помадой в туалетах на зеркалах: "Прекратите убивать вьетнамцев".[7]

Билли и Дайана были идеальной парой. Как сказал один из друзей: "Десятью годами раньше или десятью годами позже они стали бы счастливой супружеской четой. Но времена были иные..." Билли из идеологических соображений (помните, как из тех же соображений наши ровесники садились на иглу?) стал таскать на ночевки девиц выводками. Во время агитационных поездок по делам SDS за три месяца он переспал с сотней барышень. В конце концов, Дайана тоже крепко подружилась с Терри Робинсом, и они стали жить все вместе - втроем.

В Билли, правда, сидел не только ангелочек, но и алчущий эсхатологических видений мизантроп: узнав об отказе Линдона Джонсона баллотироваться на следующий срок (ох и не полюбило же этого ничем не примечательного серенького человечка передовое американское юношество), Билли всю ночь шатался по улицам и бил камнями окна: провоцировал, приближал мировую катастрофу.

В 1968 же в Чикаго возникла - из тех же соратников - коммуна 'National Collective'. Осень 68-го провели слушая рок и doing drugs - набираясь, как учил Джон Джекобе (его, как начинающего Великого Учителя, уже звали фамильярно-почтительно - J.J., Джей-Джей), опыта для общения с пролетарской молодежью. J.J. даже внешне стал копировать стиль greasy (нечто вроде американского эквивалента урлы) и, как говорят, здорово преуспел. Словом, всерьез готовились к работе с массами.

Одновременно завязывались контакты с единомышленниками. Подобных "Коллективу" групп и коммун тогда было видимо-невидимо. Особенно потряс визит "политическо-контркультурной группировки" под названием "MOTHERFUCKERS", следовавшей с ног до головы в черной коже и с оружием в свое партизанское укрытие в горах Нью Джерси. До них еще было расти и расти.

Джей-Джей наставлял на стрелке SDS: "Диалектика - это не маятник, раскачивающийся из стороны в сторону, это ядро, прошибающее одну стену за другой, затем еще, еще и еще одну - одну за одной".

Наркотики ходили принимать "на территорию врага" - в Чикагский музей науки и промышленности. Называлось это trip-in. Видимо, музей стал символом технической цивилизации, олицетворением ее. Как не вспомнить старую песенку Манфреда Манна, где различие hip и square представало как противостояние одинокого дома в Калифорнии и института в Чикаго. Семиотикой города это называется.

В плане духовной подготовки важнейшим из мероприятий стала кампания smash monogamy, развивавшая коллективизм и наповал разившая самые стойкие буржуазные предрассудки. Терри Робинс обосновывал групповой секс так: "People who fuck together - fight together", a все это вместе называлось WARGASM. Своей подружке Лори Мейснер Терри сказал: "The only thing better than making love to you would be killing the right people". Ha самом же деле, конечно, разрушение социальных норм уже в оргиастических празднествах первобытности символически выражалась в нарушении сексуального поведения, а выдающийся герой мифологии почти всегда нарушает сексуальные табу -потому он и выдающийся.

С групповым сексом получилось как в переделанной малолетними хулиганами крыловской басне "Квартет": "...., а толку нет". Новая реальность не наступала никак, хотя старались сильно. Стало яснее ясного, что простыми групповухами буржуазную цивилизацию не сокрушить - свободный секс, как и другие формы нонконформизма - тот же рок, например, - капиталистическое общество сумело ассимилировать и поставить себе на службу, подчинив, так сказать, морали чистогана. Тогда, чтобы раздвинуть границы возможного и невозможного, окончательно истребив обывательские комплексы, руководство потребовало практиковать гомосексуальные связи - тоже коллективно. Как видно из смущенно-забавных воспоминаний юных ниспровергателей, предались разрушению последнего прибежища эксплуататорской психологии с неменьшим пылом и революционным рвением, чем в случае с гетеросексуальными акциями, но без того удовольствия. С некоторым даже омерзением: как-никак, глубоко засели в подсознании родимые пятна капитализма и частнособственнические пережитки, никак их не вытравить. К сожалению, самая обольстительная из всей тусовки Бернадин тоже не смогла преодолеть свою индивидуалистическую мелкобуржуазную сущность: никак не хотела вместе с рядовыми членами участвовать в сексуально-революционных действах. И вовсе не из целомудрия, а из какого-то женского эгоизма: Бернадинка всегда сама решала, где, когда и с кем ей трахаться, причем непременно в пользу тех, кто в этот момент был в центре всеобщего внимания, имел авторитет и влияние либо был необходим "Движению". Пристрастие Дорн к тем, кто преуспел в пролетарской фразеологии, раздражало Радда, перефразировавшего Председателя Мао: "Власть рождает не винтовка. Власть рождает Бернадинкина дырка". В 1968 она жила в основном с Джей-Джеем, но параллельно "вела революционную агитацию", затаскивая в постель колеблющихся - у Метеорологов это вообще было способом вовлекать неофитов. Как сказал о Дорн Медлен, "Секс для нее был формой идеологической деятельности»

Умами владела навязчивая идея do It! (вспомни-ка, дружок, чья это книжка так называлась?). В отличие от заскорузлого прагматизма наших нигилистов прошлого века[8] - "дело надо делать", "дельный человек", журнал "Дело" - это как раз взрыв, взлет в невообразимое.

В отличие же от Йиппи, национальные коммунары хотели не казаться, а БЫТЬ.

Надо было что-то делать. Но если уж делать, то что-то невообразимое. В 1969 JJ пишет манифест к национальному съезду SDS: основная борьба развернется между американским империализмом и национально-освободительным движением, представленным в США афро-американцами (это как примерно в те же годы у нас компетентный пипл полагал, что диссидент - либо еврей, либо крыша поехала), Черная Революция в США приведет к мировой революции. Белые революционеры должны объединиться с Третьим миром и помочь, хотя, конечно, те и сами справятся. Вопрос, таким образом, скорее нравственный. Никакой резолюции по чеченскому вопросу в Манифесте не содержалось...

Зато Вьетнамская война воспринималась как Последний Бой, на котором неминуемо должна облажаться Система. Война вообще была тем фоном, на котором визионеры душистой травы превращались в пацифистов, а пацифисты - в бомбометателей. Вообще роль Вьетнамской войны для Движения - тема отдельная. Именно она привела изрядную часть цветочного народца к тому, что задушевными песенками и нестяжанием Истеблишмент не свернешь, надо что-то делать, а раз надо - DO IT! ("Не могу молчать!" писал по подобному поводу первый русский хиппи-коммуналист). Кстати, и наш хипповый мир считает днем своего официального (?!-Н.С.) рождения легендарную антивоенную демонстрацию у американского посольства в День защиты детей. Такая деталь: даже домохозяйки негодовали из-за сожженных напалмом вьетнамских детей (Stop murdering the Vietnamese!). Жутковато, но нас даже Афганская война задела иначе: там гибли наши мальчишки, но никто так и не вспомнил о миллионе погибших афганцев: если бы можно было летать на "вертушках" в безопасных небесах и деловито посыпать эту страну каким-нибудь ядовитым порошком, боюсь, морального негодования эта война бы не вызвала. Как и другие, последующие.

Джей-Джей хотел назвать манифест The Vandal Statement, но Тони Робинс предложил из своего любимого Дилана (БГ, что ли, ему мало было?): You don't need a WEATHERMAN to tell which way the wind blows, и вот - ты пел о ветрах, но горе тому, кто подставил тебе паруса... Так родилось название Weathermen.

Был избран руководящий орган -Weather Bureau. Любимая идея Черной Революции, связанная с образом отчаянного черного шпаненка, вызывавшего в детях благопристойного среднего класса благоговейный ужас (вот кому легко DO IT!) подсказала Джей-Джею и лозунг: "Делай жизнь с Джона Брауна!" (John Brown, Live Like Him!). В том же году Джеймс Браун прославился хитом "Say it loud: I'm Black and Proud!", но он здесь ни при чем: белый фермер Джон Браун накануне войны Севера и Юга поднял восстание (мятеж, скорее) за освобождение черных рабов.

На чикагском съезде SDS Weathermen схлестнулись с маоистами из Progressive Labor Party, упрямо талдычившими, что основной фактор в грядущей мировой революции - класс, а не раса. На выборах руководящих органов SDS PLP имела явный перевес. Тогда Бернадин поступила просто и мудро, как матрос Железняк: выскочила на подиум в провоцирующем черном кожаном прикиде с огненной гривой по плечам (тут даже маоисты восхищенно притихли) и под крики "Long Live People's War!" зачитала манифест об исключении PLP из SDS, после чего во главе скандирующей толпы проследовала в штаб-квартиру SDS и захватила ее. Власть в SDS перешла к Weathermen.

По всей стране возникали отделения Weathermen, насчитывавшие примерно три сотни активистов и несколько тысяч сочувствующих - от студентов до либеральных адвокатов. Вьетнамская война делала Хейт-Эшбери детским утреником.

Бернадин Дорн, Джерри Лонг, Дайана Оутон и другие отправились на Кубу - ни много ни мало как "временное правительство США за дипломатическим признанием". Фидель в те годы еще не разучился играть роль Фиделя: признание было получено, принимали на высшем уровне. Бернадин дала пространное интервью кубинскому журналу "Tricontinental", из которого и мы в те годы черпали сводки с фронтов мировой революции. Weathermen, встретились с делегацией Вьетнама, вручившей им стальные сувенирные колечки, сделанные из сбитых американских самолетов.

Одновременно по всей стране Weathermen, провели акции в школах и колледжах: захватывали на радость учащимся аудитории и проводили принудительные лекции на тему "Преступления американского империализма во Вьетнаме". Группа Weathergirls захватила кинотеатр, где шел голливудский фильм "Че": искусство вторгается в жизнь.

Система выстояла, посмеиваясь. Тогда журнал SDS, который Weathermen переименовали из New Left Motes в Fire!, перепечатал из старого "Лайфа" статью о пятилетнем "чикано" Марионе Делгадо. Умный мальчик устроил крушение капиталистического поезда с помощью простого кирпича на рельсах. Был брошен новый клич: "Делай жизнь с Мариона Делгадо!".

В октябре 1969 года в Чикаго проходил суд над Чикагской семеркой (о них как-нибудь потом). Weathermen от лица SDS призвали провести в Чикаго дни Национального Действия, или Дни Гнева. Ожидалось, что пипл съедется со всей страны - и тогда Системе труба. 6 октября на Haymarket square в Чикаго был дан сигнал зорван памятник полицейским. К 8 октября вместо ожидаемых тысяч и тысяч в Чикаго собралось 600 человек в мотошлемах и перчатках (чтобы бросать назад в копов слезоточивые бомбы), с металлическими трубами в руках. После короткого митинга Weathermen побежали по улице, круша на пути буржуазную частную собственность. Куда бежали - я уже не помню, но не добежали. 68 революционеров попали в полицейский "обезьянник", несколько десятков были ранены, в том числе шестеро - пулями,

На следующий день были назначены Women's Action. На площади собралось всего 80 Weathergirls. Наверное, Бернадин хотелось расплакаться. Но она все-таки прокричала свою припасенную для сигнала к мировой революции речь и бросилась на полицейский заслон, увлекая остальных.

Идеологическое видение обманывает почти всегда, эстетическое икогда. Недавно я читал воспоминания одной из участниц. Больше всего ей запомнилось, что и в участке избитая Бернадин сияла ослепительной революционной красотой пленной тигрицы. Я видел толпы, напиравшие на ОМОН под портретами мэна с усищами Фрэнка Заппы. Даже на воле они были некрасивы.

Итог за 4 дня: с нашей стороны 300 арестованных, остальные в синяках; со стороны полиции 75 раненых; со стороны Молчаливого Большинства потерь нет. Одного многодетного полицейского парализовало. Weathermen, воспели это проишествие на мотив дилановской 'Lay, Lady, Lay'. Зря…

Меллен и Радд посчитали Дни Гнева провалом и выступили за пересмотр тактики, но большинство во главе с Джей-Джеем и Терри Робинсом упивались успехом: навели шороху. Первые разногласия привели к гениальной идее: совершенно независимо от Мао и Жданова Weathermen ввели в обычай "Сэйшены самокритики", прозванные также "Weather Fries'. Каялись истово, давали друг другу нелицеприятные характеристики.

Стало, однако, ясно, что голыми руками и даже стальными трубами Систему не взять. В черном гетто Детройта появился снайпер-маньяк. Это была мысль. Weathermen постановили писать на стенах новый лозунг: "Вся власть снайперу!" Леннон сказал наивнее, но лучше.

В конце декабря 1969 в черном гетто города Флинт в штате Мичиган в концертном зале, арендованном Weathermen, состоялся съезд для выработки новой политической линии. На полу еще чернело пятно: за день до того здесь прирезали черного парнишку.

Бернадин представила почетного гостя - защитника Чикагской семерки адвоката Тома Хэйдена. Джей-Джей изложил свою историческую концепцию "Белого Дьявола", которую заимствовал у гуру "Черных мусульман" Илайджа Мухаммеда - "Черные пантеры", Малькольм Х и "Нация Ислама" были для белых радикалов тех лет чарующим образом полной оголтелости.

Решено было провести чистку рядов от мягкотелыхходить в подполье и начинать вооруженную борьбу - как "Черные пантеры".

Бернадин Черной революции было мало. Она бросила еще более забористый лозунг: "Дать просраться жлобской Америке!" ('Scaring the shit out of honky America!'). Но, как известно, Америку трудно удивить. Примером для подражания Дорн выбрала Чарльза Мэнсона (из-за несогласия в авторах Забриски о нем пока мало знают, но кое-что наверняка слыхали). Мэнсон восхитил Дорн, и вот чем: "Убили свиней, съели их хавку и - вилку в живот!", -Бернадин выбросила вверх три пальца - салют вилки (fork salute). Делай жизнь с Мэнсона?

Так же - The Fork - называлась и основанная Терри Робинсом в феврале 1970 военная организация Метеорологов, разместившаяся на знаменитом Гринвич Виллидж. Гимном The Fork стала песенка о гадкой погоде на мотив криденсовской Bad Moon Rising. Терри, вместе с Дорн, Джей-Джеем и Джеффом Джонсом вошедший в ЦК партии Weathermen, предложил убивать всех, кто покинет ряды подпольщиков. На следующий день ушел Меллен - не стал дожидаться расправ с двурушниками. Игра в революционеров пошла по-крупному.

В декабре 1969 перед уходом в подполье Бернадин купила рождественские подарки и поехала к родителям. Остальное придумайте сами.

Вот мы опять оказались в доме газетного магната, где его дочь Кэти, Терри Робинс, Дайана Оутон, Тэд Голд и дочь левого адвоката Кэти Боудин мастерили бомбы для The Fork. Бомбы получались замечательные: Терри устроил взрыв в доме судьи, председательствовавшего на "процессе 21-го" в Чикаго (судили "Черных пантер"). Обошлось без жертв, Терри же настаивал: "Чтобы стать настоящим революционером, нужны жертвы".[9] Решено было рвануть бомбу в Форт Диксе, штат Нью Джерси, во время дискотеки в военном гарнизоне (как говорил Че, "Пусть будет много маленьких Вьетнамов!"). Тэд пошел в аптеку за ватой: приглушить часовой механизм, чтоб не так тикал (я тогда читал об этой хитрости в одной потрепанной книжке - не той ли, что и Тэд с Терри?). Терри с Дайаной рукодельничали. Что-то забыв, Тэд вернулся. Когда он открыл дверь, от неожиданности Терри замкнул провода. Остальное, как говорят англо-саксы, История.

Тэд был раздавлен балкой на месте, Дайану и Терри разорвало на кусочки -Терри по родинке на ягодице потом опознала его подружка Лори Мейсен - та самая, лучше любви которой было для него лишь взорвать кого следует. Две Кати выбежали из развалин почти голыми и до приезда полиции успели спрятаться в доме родителей Кэти Боудин в квартале от взрыва. Дискотека новобранцев в Форт Дикс прошла строго по уставу, без происшествий.

В апреле 1970, через месяц, в Калифорнии собрались оставшиеся в живых члены ЦК - Бернадин, Джей-Джей и Джефф Джонс. Джеф с Бернадин объявили себя Фракцией Западного побережья в ЦК, навешав всех собак за нелепый взрыв на покойного Терри и Джей-Джея. Джей-Джей был исключен из Weathermen и больше никаких упоминаний о нем не встречается. Что с ним стало? Живет, наверное, где-то себе потихоньку, как живет где-то в Аргентине тихий водитель грузовичка, брат Эрнесто Гевары.

На встрече ("пленуме"?) ЦК было решено перейти к новой тактике, связавшись с молодежными контркультурными tribes для формирования "новой нации" ("greening of America"?). В декабре 1970 вышла новая программа "New Morning - Changing Weather", объявлявшая вооруженную борьбу не единственным путем свержения дерьмовой Системы: надо возглавить молодежную контркультуру, превратив ее в массовое движение - Weather Nation. Но новая нация - Нация Вудстока (книга Эбби Хоффмана под этим названием когда-то чудесным образом избежала спецхрана в московских библиотеках) - уже родилась год назад, сама собой и помимо Метеорологов ак раз когда те готовили Дни Гнева. Другое же "массовое движение" - SDS - сами же Метеорологи так страстно очищали от недостойных, что развалили напрочь.

Как оказалось, из подполья выхода не бывает. New Morning и революция в сознании прошли мимо Метеорологов. Зато 21 мая 1970 через йиппи Рубина и Хофмана в "подпольную прессу" контркультуры попала пленка с голосом Бернадин: "Привет, это Бернадин Дорн. Сейчас я зачитаю Декларацию об объявлении войны. Это первое официальное сообщение из Weather Underground". Через две недели начались военные действия - в штаб-квартире полицейского управления Нью-Йорка взорвалась бомба. Семь копов были слегка ранены.

Самой красивой операцией было освобождение попавших в плен бойцов за ясную погоду: 12 сентября 1970 Метеорологи устроили головокружительный побег Тимоти Лири. Лири потом на суде всех честно заложил.

Пошли будни подполья - вечная гонка по городам и хайвеям, секретные телефоны, изменение внешности, документов. Метеорологи, кстати, задолго до русских братков с Брайтон-Бич обнаружили ахиллесову пяту американской демократии - ее наивность: оказалось, что по любой бумажке белому человеку пристойной наружности в любом участке легко выдают полный ксивничек документов.

Вначале, кстати, подпольщики были беспечны, как во времена wargasm'a. Как-то, приняв кислоты, Эйерс, Дорн, Кэти Боудин и Джуди Кларк пошли в кинотеатр, где вели себя столь антибуржуазно, что даже лох-агент ФБР опознал Джуди. Пришлось разбегаться врассыпную. Никого, кстати, не замели. Но постепенно приходили навыки конспирации. Пришлось отказаться от всего того нонконформистского стиля жизни, который так нежно культивировался прежде. Заодно постричься и надеть цивильные прикиды. Как сказал Эйерс, "можно сразу узнать Метеоролога. Это единственный, кто вовремя платит по счетам и соблюдает правила уличного движения". Одним словом, подполье - кратчайший путь к слиянию с цивилами. За что боролись?

Основным стала не революция, а выживание. Радд как-то спас девушку от насильника - и тут же сбежал сам, пока не опознали.

И только Бернадин не изменяла себе. Бывшая революционерка-подпольщица - не помню ее имени, их тогда в Америке много было - вспоминает, что ей очень хотелось встретиться с легендарной городской партизанкой. Ожидая увидеть неброско одетого конспиратора в гриме, она была потрясена, когда на явку в условленном месте пришла ярко и вызывающе одетая грациозная красотка в таком рискованном мини, что все поголовно мужчины оборачивались.

Рядовые члены стали ворчать, что они устраивают взрывы и живут черт знает как, поддерживая интерес mass-media к героям подполья, а члены ЦК спят на чистых простынях и объедают богатых либеральных адвокатов и звезд шоу-бизнеса. Под последними имелись в виду Jefferson Airplane и Джон Войт, развернувшие кампанию в поддержку Метеорологов (не то из сумерек подполья Самолетики казались попсой, не то и взаправду подпольщики становились поп-звездами.

1 марта 1971 Кэти Боудин заложила бомбу в дамском туалете Сената США. Этот взрыв, по правде сказать, и стал самым заметным сражением войны. Всего за 6 лет подполья Метеорологи устроили 2,5 десятка взрывов (для сравнения: с января 1969 по апрель 1970 в США взорвано 2 тысячи бомб - время было такое), но только два из них - в туалете Капитолия и в сортире Пентагона (в ответ на минирование бухты вьетнамского порта Хайфон) - нанесли ощутимый материальный ущерб. Примечательно, что любимой мишенью стали туалеты госучреждений, самое уязвимое, видимо, место Истеблишмента, его ахиллесова пята - так аукнулся лозунг Бернадин: "Scaring the shit out of honky America!" ("Поразим дерьмовую Систему в самое сердце"?).

На войне не обойтись без потерь. В Детройте прошел суд над 13-ю попавшими в плен Метеорологами. Наверное, уже отсидели.

Первым не выдержал подполья Радд. С подругой еще по Колумбийскому университету и денверскому "коллективу" он отошел от террора, уехал в Санта Фе (американский Урюпинск), перекрасил бороду и волосы в белый цвет и стал, подобно Христу, работать плотником под именем Тони Гудмен.

В январе 1973 закончилась Вьетнамская война. Десятиклассник Н. Сосновский выступил по этому поводу с эмоциональной речью на общешкольном собрании. Реакция Билли Эйерса была куда более неоднозначной и странной: "Есть ли жизнь после войны", - воскликнул Эйерс. Жизнь теряла смысл.

Как ни удивительно, в 1973 г. начинается эволюция к ортодоксальному марксизму, который ранее weathermen считали дурью. Теперь лидером стал Эйерс. Разумеется, к нему тут же ускользнула от Джеффа и Бернадинка.

Эйерс наставлял: надо превратиться в партию нового типа, т.е. в коммунистическую. Weathermen взяли новое название: The School (по-нашему -"ВэПэШа") и открыли на юге Калифорнии школу политкадров, где обучалось примерно человек 35 из бывшей хиппни.[10]

Лекции читала мать новой подружки Джеффа и члена нового ЦК из 5 человек Элеаноры Стайн Энни Стайн, догматичная сталинистка, бывший член КП США и, в довершение всего, еще и однофамилица Гертруды Стайн. Ей помогал и другой наставник - Клейтон Ван Лейдеграф, брат знаменитого американского генерала. Во время Второй мировой войны Лейдеграф служил летчиком, поставлял грузы Китаю, а после войны вступил в компартию США, из которой скипнул после XX съезда КПСС, не вынеся хрущевского ревизионизма и торжества (временного, как выяснилось) советских шестидесятников (не путать с американскими!). Он же был и одним из основателей Progressive Labor Party, тех самых маоистов, с которыми не ладили в SDS Метеорологи. Впрочем, подобно знаменитой группе юных марксистов из МГУ, ухитрившихся сесть за слишком любознательное изучение марксизма в самый разгар хрущевской оттепели,[11] Лейдеграф умудрился быть изгнанным из рядов PLP как "ультралевый". В 1969 году ему было уже 53 года, и он работал мастером по ремонту холодильников в Сиэтле, где его и нашел J.J. "Ван" мгновенно сошелся с юной порослью, спал с годившимися ему едва ли не во внучки революционерками, курил травку и был счастлив. В Метеорологах "Ван" получил должность "советника" и любил приговаривать, потягивая косячок: "Вы, детишки, ни фига пока что в марксизме не понимаете, не говоря уже о революционном насилии. Но вы на верном пути". Для просвещения юношества дедушка американской пролетарской революции написал марксистский труд 'The Object is to Win', за который в Сиэтле его прозвали "Ван Мимеографом".

Проникшись новым духом, Бернадин взяла себе титул Генерального секретаря.

С осени 1973 Weathermen бросили делать бомбы и взялись за литературные проекты, организовав подпольную типографию. Журналы "К топору" или "Атаку" они из брезгливости издавать не стали, но и до "Easy Rider' а' еще не доросли, а потому выпустили в красной обложке курс лекций по научному коммунизму 'Prarie Fire'.

Одновременно Хэскелл Уекстер и Эмиль Де Антонио сняли о Weathermen документальный фильм Underground. Власти пытались было запретить фильм, но тут поднялся такой вой насчет притеснения журналистов, что Истеблишмент отступил.

Теперь главной идеей стало легализоваться и стать во главе марксистского рабочего движения. Для этого был создан 'Prarie Fire Organizing Committee', включавший не состоявших в бегах Метеорологов и издававший листок 'Osawatomie' (индейское прозвище Джона Брауна).

В январе 1976 в Чикаго прошла Hard Time Conference, на которой отсутствовало скрывавшееся от полиции ядро Weathermen-ов. Ситуация на конференции вышла из-под контроля: черные делегаты провели резолюцию, осуждавшую "старичков" как расистов, забросивших расовый вопрос ради "экономизма" и совершенно не заботящихся об основной задаче американской революции: борьбе за создание Черной Нации.

В ответ "старички" еще пуще стали каяться, признали все ошибки периода New Morning, провели кампанию по "исправлению стиля" и поклялись в верности ортодоксальному марксизму.

Чтобы показать искренно даже временно отошли от руководства. Разошедшийся дедушка Лейденграф организовал над ними суд партии, используя как образец материалы изгнания Эрла Браудера (обладатели доперестроечного гуманитарного образования помнят: был такой пробравшийся в руководство предатель интересов пролетариата и соглашатель) из КП США просоветской группировкой Уильяма Фостера в конце 40-х. Члены ЦК Weathermen обвинялись в "белом и мужском шовинизме, предательстве национально-освободительного, женского и левого антиимпериалистического движения". Я бы им еще припомнил забвение сексуальных и интеллектуальных меньшинств.

Ван Лейденграфт образовал Революционный Комитет и выдвинул "теорию заражения": никаких контактов с уличенными ревизионистами. Среди других "репрессировали" и Марка Радда, вообще-то уже давно почти не связанного с Weathermen.

"Я никогда не читал "Слепящую тьму", - сказал Радд, - да мне и не надо было. Сущность сталинских чисток я узнал в Weather Underground".

Уличенных стали по одному таскать на суд Революционного Комитета. Даже Бернадин Дорн слезно покаялась во всех контрреволюционных грехах, но неумолимый "Ван" сурово исключил Бернадин и прочих из основанного ими же движения.

Вот что удивительно: из каких бы далеких точек не отправлялись по тропе революционного марксизма русские социал-демократы, кубинские герильейрос, японские городские партизаны из "Рэнго Секигун" и эфиопские лейтенанты, - всех их неотвратимо сводит в едином фокусе угрюмого методичного взаимоуничтожения. Дух дионисийских мистерий витает над подпольем, особенно над подпольем, дорвавшимся до власти. Стоит ли пробовать еще раз, дожидаясь, пока соратники пожрут друг друга?

Через год ФБР свинтило "Вана" и остальных членов Революционного комитета, взорвавших бомбу в Службе иммиграции и натурализации Сан-Франциско (надо полагать, в защиту испаноязычных "лимитчиков"). Выдал "Вана" его оказавшийся агентом ФБР соратник, помогавший готовить покушение на калифорнийского сенатора Джона Бриггса, внесшего возмутительную поправку, запрещавшую гомикам преподавать в калифорнийских школах. Кстати, я совершенно убежден, что, придя к власти, "Ван" принял бы точно такую же поправку, а заодно прищучил бы испаноязычных чиканос и всех прочих тоже.

Что касается Praire Fire Organizing Committee, то руководство в нем окончательно перешло к черным националистам и белым сторонникам Черной Власти (это примерно вроде интеллигентов-народников, обожавших крестьянина, или марксистской интеллигенции, учившей, что интеллигент супротив пролетария дерьмо). Комитет был преобразован в "Коммунистическую Организацию 19 Мая", примкнувшую к известной расправами над полицейскими Черной Армии Освобождения, отколовшейся от "Черных Пантер" после того, как воинственный Элдриж Кливер свалил от благодушного Ньютона. Кстати, это как раз другая часть "белых попутчиков" Черной Армии, основавших Революционный Союз, а затем - Бригаду Venceremos, откололась от последней и создала Сводную Армию Освобождения, прогремевшую похищением и "революционным перевоспитанием" Пэтти Херст и собственной трагической гибелью, транслировавшейся по ТВ.

Тем временем Бернадин Дорн забеременела от Эйерса. Родив сына, она стала официанткой, Эйерс работал пекарем, а позже - в многорасовой школе-продленке. Нормальные такие полезные члены Великого общества.

Видит Бог, я дольше многих моих друзей сидел в подполье: не хотел становится благополучным цивилом. Хотя и Дилан, и Дебре, и даже Боби Сил из "Черных Пантер", - все, кроме Лири и Джерри Гарсиа, уже давно были ТАМ. Или же вообще - УЖЕ НЕ ЗДЕСЬ. И даже сдаваться я вышел на самый снисходительный, терпимый, даже слегка богемный фланг Истеблишмента. Но когда я вышел с поднятыми руками, оказалось, что и в плен-то меня брать уже давно никто не хочет - даже упрашивать пришлось.

В 1980 Дорн и Эйерс сдались властям. Первое, что сказал вышедшему из подполья Биллу его папа: "Тебе все еще не мешало бы постричься". Маму же Бернадин больше всего волновало, женаты ли они официально. Радд сдался еще в 1977 (помню, тогда это произвело на меня удручающее впечатление). Мама очень переживала за Марка все эти годы и часто сетовала: наш Марк стал коммунистом, могло быть и хуже - чего доброго еще бы с педиками не связался. Когда в октябре 1981 Черная Армия Освобождения провела налет-экспроприацию" для нужд освобождения Черной Нации, отец сказал Марку: "Кровь погибших полицейских на твоих руках". На руках Марка крови не было...

Если вам, национал-юродивые, попадется этот журнал - вот пища для размышлений: и Марк, и Бернадин (это вам кроме ваших любимых отечественных примеров, а еще - Джерри Рубин, Боб Дилан и многие другие, не помню - кажется, Эбби Хоффман) вышли из тихих добропорядочных еврейских семейств. Но заговор здесь ни при чем: наверное, в семьях экстремистов должны рождаться филистеры... Кстати, Метеорологи-англосаксы все тоже из чинных провинциальных семей среднего класса. Боюсь, что ваших детей будет тошнить от национальной идеи.

Джеффа Джонса и Элеанору Стайн взяли за самым мирным занятием: просмотром телесериала.

Ненадолго повязали по делу Черной Армии Освобождения Бернадин Дорн. В тюрьме она дала интервью Филу Донахью.

Интересно, что никого из "сдавшихся властям" после многолетнего подполья не посадили - не за что было. Кроме связавшихся с Черной Армией Освобождения, например, пережившую Мартовский Взрыв Кэти Баудин - ее сына взяли к себе Билл и Бернадин, у которых уже росли Малик (в честь Малькольма X), Джеронимо и Заид Оцеола (кто такой Оцеола, нормальные дети помнят по Майн Риду, а Заид - это в честь павшего боевика Черной Армии Освобождения, взявшего себе "черное мусульманское" имя Заид Шакур). Боюсь, что все они станут square.

***

Наверное, Джей-Джей ошибался насчет диалектики: мир живет по законам маятника или, если угодно. Движений Любви. Вчера перетекает в завтра. Погода подстраивается под годовой цикл сельхозработ. "И Ленин такой молодой// И юный Октябрь впереди",- подпевают дети декабря (внучата Октября, стало быть) Егору Летову.

Нечто ("Something...") возвращается, но уже без того обаяния. Страна моя озябла. Вот-вот кто-то, может. Небесный Терри Робинс, замкнет провода. Нет, но ведь все-таки: отличная, просто-таки от-лич-ная получилась у нас бомба...

 

 



[1] Кто помнит историю Пэтти Херст, тот еще раз проникнется занудливой мудростью назойливых повторов Провидения: терроризм есть пропащее дитя mass media, без него он невозможен и бессмысленен. Совсем по Фрейду, терроризм стремиться вернуться в материнское лоно, пересекаясь с mass media даже там, где в этом нет нужды.

[2] Всс это до пошлости банально, но фундаментальные истины банальны по определению. XVII век начинает ценить оригинальность ума – и это уже эрозия культуры, реакцией на которую и стал левый радикализм.

[3] Это как в растафари: все зациклились на возвращению в Африку, но раз ты внутренне решился ехать, то на самом деле ехать уже не надо, да никто никуда и не едет.

[4] Полагаю, и коммунисты бы согласились, что язык их партийных документов коренится в национальной традиции русского балагурства. Иными словами, российский коммунизм стебает со дня основания и до сих пор, резко отрицательно относясь к серьезному употреблению левой фразеологии: находясь у власти, раздухарившиеся коммунисты за это даже преследовали.

[5] Двусмысленная  приязнь  революционного  и эстетического авангарда к "черной субкультуре" есть   неустранимая   мифологема   западного леворадикального сознания, к которой мы с вами обязательно вернемся в следующих номерах. Поскольку с Россиии своего Гарлема не было, нашему Бакунину пришлось довольствоваться "разбойным элементом", а это куда скучнее и совсем не так живописно.

[6] Полпотовский 'tribe' сплошь состоял из докторов Сорбонны - "самое образованное правительство в мире". Тропа Хо Ши Мина от лагеря "Сендеро Луминозо" до центральной усадьбы колхоза "Светлый  путь"  протоптана  грамотеями  и книгочеями.

[7] В наших туалетах пишут не на зеркалах, а на стенах, и не губной помадой: "Бей - жида, черножопых, лимиту, чурок, чеченцев, ..", кого там еще? Одним словом, цинофера. - Бей!!!

[8] А вообще-то сходство было поразительное - и с нигилистами, и с народовольцами. "Новые левые" читали Бакунина. И над моей кроватью висел тогда портрет Бакунина. Под влиянием "новых левых"    гуманитарные    мальчики    начала семидесятых, будучи реалистами и не требуя невозможного, писали курсовые о том, что тогда называлось "мелкобуржуазным и домарксистским социализмом".

[9] Приходят на ум слова автора лозунга "Black Power" Стокли Кармайкла: "Дерьмо все эти революционеры.    Единственных    настоящих революционеров я встречал среди музыкантов".

[10] Ox и правильно писали тогда в своих брошюрках доценты Высшей Комсомольской Школы: от мелкобуржуазного   нигилизма   и   левацкого экстремизма   молодежь   Запада   неминуемо перейдет на верный путь, прямо в лапы марксизма-ленинизма, научного коммунизма и пролетарского интернационализма! Я сам тогда эти книжки читал с доверием: скоро нас, настоящих   левых,   будет   больше,   чем ненастоящих, совковых.

[11] Глазами моего поколения это уже легендарное к тому времени событие выглядело так: "неправильные" марксисты преследовали "правильных". Как рассказывал мне один из участников "группы Краснопевцева", дискуссии по марксистской теории продолжались и в лагере в Коми АССР. Примечательно, что ныне свое марксистское прошлое отрицают не столько жертвы, сколько их палачи.