Главная
О проекте
Создатели
Музыканты
Вокалисты
Тексты
Рецензии
Аудио\видео
Фотографии
Вопросы-ответы
Контакты
Форум
Никогда не пробовал писать рецензий на музыку, но что-то вот подсказывает, что пора начинать...
Воспринимаются и слушаются обе «Династии» очень странно. Ни на слух отдельно, ни на текст, ни даже на «картинку», которая от почти каждой песни возникает перед глазами — каким-то левым чувством, которое объединяет все типы восприятия и выдает что-то вроде голограммы с полным эффектом присутствия.
Для себя все композиции я поделил на «песни» и «истории». Песни — просто песни, красиво, мелодично, но не цепляет так, чтобы шерсть дыбом вставала и кровь в обратном направлении пыталась течь. А вот истории...
Истории — совсем другое. То самое, что надо «чувствовать кожей», что захватывает и несет с каждым словом в погоню за смыслом, который похож на ребенка, привязанного к спине взбесившейся рыси. Почему рыси? Да потому что я не знаю глаз выразительнее кошачьих. Так и видишь, как она мечется из стороны в сторону, запутывая погоню и петляя, только и мелькают ошалелые желтые глаза и короткий хвост...
А за всем этим стоит грустная такая усталая фигура. Фигура Бога. Не старого рабовладельца в белой хламиде, с замашками кровавой графини, а грустного собеседника всех мистиков-одиночек, которому харкают в лицо слова вперемешку с кровью, и она стекает и превращается в жемчуг, который гладит по голове умирающих ангелов и еретиков и изредка наведывается только в заброшенные церкви... Такому Богу я верю. Такого почти люблю. И иногда отчетливо вижу, как большая белая птица закрывает ему глаза своими крыльями.
А вообще кто о чем, а мемнох о Кортасаре. Он определил «читателя-самку» и всячески с ним боролся. Так вот кажется мне, что все эти скачки мелодии из стороны в сторону, странная, ускользающая рифма, появляющаяся и исчезающая весьма неожиданно, как раз и призваны создать некое неуловимое беспокойство и тревогу, заставляющие думать и вслушиваться в каждое слово, не дать слушающему стать «слушателем-самкой», открывающим рот и получающим в него все готовое, разжеванное и прилизанное...
Итак, истории в картинках, которые рисует фантазия вашего покорного слуги.
Первое, что я послушал, еще до покупки альбома, были «Варфоломеевская ночь» и, собственно, «Дети Савонаролы». Если можно так выразиться, истории из Истории, первая из которых знакома многим, вторая, в основном, фанатикам Возрождения и просто многочитающим энтузиастам широкого профиля.
«Варфоломеевская ночь». Залитый кровью Париж и Екатерина Медичи, ставящая красный восклицательный знак в войне католиков и протестантов. Франция снова под крылом Ватикана, при дворе вновь воцаряются радость и единство. Неугодные аристократы мертвы, все цели достигнуты, но... Но... Но. Скорбят покровители Парижа, раскрывает объятия тот Господь, который един, который принимает всех своих детей, даже тех, что потеряли человеческий облик.
«Дети Савонаролы». Самая ожидаемая мной композиция. Джироламо Савонарола, фанатик-доминиканец, с «зажигательными», в прямом смысле речами, перевернувшими, пусть и на какое-то время, прекрасную цветущую Флоренцию, совершивший, по моим меркам, самое страшное из возможных преступлений — заставивший художников сжигать свои картины. Об этом я и хотел услышать историю. Но человек предполагает, а автор располагает. И этот Савонарола, за что боровшийся, на то и напоровшийся пророк, выбравший слишком неуправляемую паству, в чем-то даже симпатичен и вызывает сострадание. «Армия детей», жестоких, упрямых, одержимых — дай только повод, легко усваиваемую Идею, которой можно играть и ради которой можно убивать — сколько таких армий знает история? Все кровавые революции совершаются их руками...
Самая близкая и любимая вещь. «Отчаяние». Первая ассоциация — с лондоновским собаковолком, точнее, собаковолчицей, матерью знаменитого Белого Клыка. Борьба двух начал — волчьего, тянущего к полной свободе, независимости и дикости, и тяги Первого Друга Человека — припасть к ногам и ждать одобрения, лизать протянутую руку, греться у костра. И все это — одновременно. Так и видится этакая серая зверюга, настороженно подползающая на брюхе к огню, напряженная, как струна, готовая в любой момент сорваться и убежать, но все равно ползущая, медленно, метр за метром, подчиняясь непреодолимой тянущей силе. И все же убегающая. И человек — у которого не хватает сил порвать окончательно связь с Дарующим Свет, умоляющим его предать, оставить, очистить совесть. Переложить выбор на того, кто выше, чище и светлее... Который отрекается, но отрекается, любя, и вновь возвращается, не в силах ни остаться, ни уйти окончательно. И вечное бегство закончится там же, где началось — у ног Спасителя, чье утешение отвергается и на которое он надеется до конца в глубине души...
«Опрокинутость». Заклинание, переворачивающее мир набок. Вместо моря я вижу пустыню, сюрреалистическую, в духе Дали, а на небесных белых кораблях, проплывающих совсем близко, так, что можно коснуться рукой шершавого дна, только призрачные команды поднятые на борт той самой рукой...
«Убийца времени». Ууу, какой персонаж вырисовывается... Желтоглазый, жестокий, с волосами в хвост. В руке не пистолет, а обрез, который он лихо закидывает на плечо, выслеживая время. И, отправляя последнюю пулю в брюхо этого черного, меняющего облик монстра, он теряет краски и объем, на глазах превращаясь в плоский рисунок — теряя жизнь и обретая бессмертие. Ибо жизнь сама по себе подразумевает смерть.
Вообще фраза «а тишина разряженной невольницей танцует, наступая на подол» относится к разряду тех, за которые я готов пасть ниц перед автором и простить ему, точнее, ей, все, включая поедание младенцев.
«Пепел». Первая часть выносит мозг звучанием, вторая — содержанием. Первая часть — взлетающие красные искры, гаснущие на лету, превращающиеся в серую пыль и растворяющиеся в сверкающем воздухе, вторая — возникновение из этого же воздуха облака пепла, формирующегося в размытую фигуру, которая почти сразу же распадается под едва уже слышный шепот...
Хотя вот вторую часть, ИМХО, можно было сделать выразительнее. На фоне первой она смотрится, точнее, слушается бледнее.
«Серебряный полк». Честно говоря, первый раз послушав, я испугался. Очень уж она похожа на прощание, финальный аккорд не только «Династий», но и вообще творчества Маргариты. Потом дал себе, конечно, по ушам за такие крамольные мысли, но ощущение «подведение итога» и размышления ее о себе самой никуда не исчезло. Впрочем, учитывая «Второе прочтение», это не точка, а полноценное многоточие, которое меня, как ее поклонника, безумно радует.
Вообще, честно говоря, я не фанат «иных прочтений» и нескольких версий одной и той же композиции. Новая версия «Мраморного ангела» не впечатлила, не зацепила практически вообще, уж на что меня до сих пор пробирает от ПТССовской версии, сколько раз слушаю — всегда мурашки по коже. Не хватает этой суровой, торжественной кафедральности, от которой хочется упасть на колени. И пафоса я в ней не вижу, равно как и не вижу его в органных концертах.
«Вампир Анны» зацепил не так сильно, как мог бы, учитывая мою давнюю любовь к вампирской тематике. Не знаю, то ли не расслушал еще, то ли просто блекнет на фоне остального.
«Вьюнок-Саламандра» не цепанул вообще. Не мое. Хотя идея чувствуется, но не мое.
Букв много, но сказать хотелось еще больше. Убогий пересказ песен почти получился... Мысли разбегаются. Может. Потом еще добавлю чего-нибудь.
А вообще лучше один раз послушать, чем десять раз прочитать.
Вавилонянин
