fantasia

ЕРЕСЬ НЕБЕСНОЙ СЛЮНЫ

 

Жрецы гладко брили свои черепа. Удлиняющиеся к макушкам головы служителей культа смахивали на яйца, снесенные в понедельник удивленной курицей. В макушку жрецам в порядке строгой очередности вживляли бриллианты чистой воды. Считалось, что это – четвертый глаз, стягивающий  в клетки мистического центра беспорядочно разбросанные в Космосе нити знаний.

В памяти жителей Безоблачного Царства долго болтался и просился наружу случай, когда у одного из Верховных Жрецов на бриллианте  появилась крошечная желтая точка,  которая медленно, но верно  разрасталась, туманя чистый свет и завязывая  на полезных ниточках вредные узелки. «Бельмо на четвертом глазу, - шепотом  передавали друг другу безоблачники,  вышивая золотом крестики и нолики на попонках для штатных собачек породы ши-цу, - у Верховного на четвертом глазу – бельмо…».

То, что появление желтого пятна могло сказаться на безоблачности их существования, жителей Царства нисколько не волновало: для них не существовало таких понятий, как прошлое или будущее. Существовало лишь настоящее, очень удобное, бесконечно растягивающееся словно резина во всех направлениях.

Неожиданно у  безбородого Верховного Жреца стала пробиваться щетина. Она неумолимо трансформировалась – от одиноких диковатых на вид волосков до состояния густейшей черной бороды, которую Жрец – вопреки всем безоблачным канонам – научился заплетать в десятки косичек. Он украшал косички невесть откуда взявшимися лентами, а на одну  из лент даже привесил желто-розовый колокольчик.

Вместо ритуально-ночного приказа «Всем спать!», передаваемого по всем станциям, Верховный противным, почти женским голосом  теперь выдавал: «Не буди нас, Будда, до побудки лучом будильника-рассвета…». Сначала все решили, что Верховный перегрелся в солярии, потом … усмотрели в желтом пятне признак тайной диверсии оппозиции (которой давным-давно не существовало из-за лени безоблачников)..

На самом деле все обстояло следующим образом: Господин Бог, зевая и подпихивая под уставшие от вечного лежания худые бока набитые поролоном подушки, неожиданно плюнул вниз. Так, из старческого озорства, наугад. Бриллиант, сиявший на макушке Верховного, примагнитил божий плевок, а застарелая слюна принялась за свое нехитрое дело – разъедать захваченную площадь, которой на этот раз оказался четвертый глаз.

Примерно через месяц после появления первых признаков желтизны, устав взывать к будильнику и Будде, Верховный заперся в Заоблачной Башне, достал из картонной коробки странного допотопного фасона медиатор, натянул на электротрость несколько струн-проволочек и начал играть и наяривать ту самую Разрушающую Покой Музыку, которую   сам же запретил на Планете несколько поколений безоблачников назад ради благополучия и здоровья новой нации… (Весьма вероятно, что Верховный,  которого обуяла странная одержимость, отыграл все известные ему песни и, преступно занизив гитару в «до», лихорадочно воссоздал весь текст  сожженных им самим гомеровской «Илиады»,  джойсовского «Улисса» и расписал акварельной «Гибелью Помпеи» все стены и потолки. О  вероятности этого еще необходимо как следует подумать!).

Верховного брали целым войском, под барабанную дробь.  Вертолеты болтались над Башней перегоревшими лампочками. Запрограммированная на безоговорочный штурм пехота разнесла незапертую дверь в щепки, снесла опоры лестницы, ведущей в альков Верховного, и, забрасывая в образовавшуюся вверху дыру крюки с канатами, добралась-таки до спятившего Жреца.

То, что увидел командир штурмового батальона, повергло его в такой ужас, что он так и остался стоять навеки вечные на пороге алькова, окаменев.

На полу лежал Верховный, вырвавший острыми ногтями с кожей и мозговым веществом свой четвертый глаз. Верховный был мертв. Командир первый раз видел в своей жизни мертвого человека – всех умирающих, случайных больных и стариков в определенный час безоблачных суток куда-то увозил списанный в утиль звездолет. Он никогда не возвращался на Безоблачную планету, и никто не знал, где падала старая летающая машина со своим печальным грузом на борту.

Выковыренный из макушки бриллиант отбрасывал на стены странные желтоватые блики, словно внутри него включался и выключался крохотный осветительный прибор. На полу обкусанными березовыми палочками была выложена фраза: «Лучше не знать другой жизни. Начинаешь ненавидеть эту!»

      

Случай с Верховным Жрецом подвигнул ученые умы Планеты на проведение невиданного доселе по степени секретности эксперимента. Подняты были все жизненные архивы планеты, ученым разрешили пройтись по прошлому, ознакомиться с тем, другим, бытием, запредельным. И в результате раскопок и долгих бдений появился универсальный гуманный способ  ликвидации неугодных и подмочивших свою репутацию законопослушных граждан. Придуманный учеными метод оставлял чистыми руки Жрецов и офицеров корпуса Дематериализации…

К особо провинившимся перед Планетой в специальном зале подключали особые датчики, которые реконструировали в сознании приговоренного самые страшные картины из мирового прошлого. Начинали с наиболее безобидных вещей: как Оззи Осборн откусывает  голову летучей мыши, как блэкари приносят в жертву помоечного черного котенка, как мечется по сцене худющий Мэрилин Мэнсон (не то баба, не то мужик) в черных перьях, с измазанным белилами лицом и обведенными черной краской глазами. Транслировали и «Burzum». После него – впавший в безумие Ван-Гог в замедленном темпе отпиливал себе ухо, а на стоявшем перед ним холсте вяли некогда яркие параноидальные подсолнухи… Благодаря усовершенствованным до невозможности приемам мультипликации сотни человеческих черепов быстро складывались самим художником Верещагиным в высоченные горы, а смахивающий на среднестатическую престарелую тетку Энди Уорхолл заставлял живую Мерилин Монро укладываться под здоровенный асфальтовый каток, который превращал американскую красотку в десятки тонко раскатанных слоев для торта «Наполеон». И только потом шли мировые войны, включая напалмовый дождь во Вьетнаме, Чечню, бомбардировки Югославии, операцию «Буря в пустыне»… туда, назад, к Третьему Рейху, к газовой атаке на Ипре, к кайзеру Вильгельму, к Крестовым Походам и т.д., и т.п. Мозг подсудимого не выдерживал, начинал сбоить, происходило замыкание, появлялся пахучий дымок, и обезумевшего заключенного выпускали на свободу.

Он шел по прямым красивым улицам, не видя перед собой дороги, натыкаясь на прохожих, сшибая мусорные баки, и страшная горячая боль сжирала его мозг.

-        Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! – стучал дрессированный молот в правый висок.

-        Джи-хад! Джи-хад! Джи-хад! – стучал другой дрессированный молоточек в левый висок.

-        Смерть-ок-ку-пан-там! Смерть-ок-ку-пан-там! – возникало ощущение просверленного неопытным учеником слесаря темени.

-        Гроб-Гос-по-день! Гроб-Гос-по-день!

Стук справа сплетался со стуком слева, переходил в центр. Голову сдавливал раскаленный шлем рыцаря Ордена Тамплиеров.

-        Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян!

А в тело магистра уже погрузилась стрела сарацина… Гийом  умирал во дворце Марии Антиохийской,  жестокая резня обагрила землю… Кони сарацинов затаптывали малых детей, обезумевшая толпа сдавливала женщин, бывших в тягости, и в чревах их погибали не рожденные чада… Сарацины всюду зажигали огни, и пламя это освещало всю Святую Землю.

…Осужденный все ускорял и ускорял шаг, и вот он уже бежал так быстро, словно за ним гналась свора голодных гончих. А в голове набатом звучали непонятные слова… Декодер не работал. А если бы  его включили, то осужденный услышал бы признания Нортумбурлендских ведьм, в тела которых прокалыватели втыкали иглы – искали «клеймо дьявола»…

Никто не осмеливался остановить бегущего: слишком диким был его взор, а изо рта вылетали голубоватые искры перенапряжения.

Нелепость прошлого и ненависть людей друг к другу, связывающая три звена «the past-the present-the future», гнала несчастного к Скале Падения. Там, на вершине, в его искаженном болью мозгу вырисовывалась во всех подробностях картина смертной казни в одном из американских штатов: сначала крик: «Мертвец идет! Мертвец идет!», потом – крупным планом – руки и ноги смертника, пристегнутые ремнями к специальному столу, и через мгновение – лица людей за толстым стеклом, пришедших наблюдать за приведением приговора в исполнение. Иглы, через которые вводится яд, автоматически безошибочно находят вены… Вспышка. Flash. «Вкали ему еще! Вкали ему еще, по полной!» - кричит старушенция, выплевывая красную пастилку. Красная слюна стекает по подбородку, остатки сиреневых кудряшек дрожат на покрытой коричневыми отметинами старости черепушке. Полицейский с уверенным пивным животом пытается утихомирить взбесившуюся даму, и она фиолетовыми коготками царапает свежевыбритую щеку копа.

«Мертвец идет!» - в последний раз слышит приговоренный Жрецами и прыгает с вершины Скалы, чтобы избавиться от поселившихся в мозгу кошмаров прошлого. Красный террор. Белый террор. Желтый. Черный… Террор пустоты.

Наказание прошлым пришлось по вкусу  Правителям Заоблачной планеты. Им больше не нужен был звездолет для перевозки стариков и умирающих в неизвестный Космический отстойник. Мозг отживших свое граждан обрабатывали усовершенствованным излучением, и они сами шли, брели, ползли, катили на инвалидных колясках по направлению к Скале Падения. Они не замечали ничего вокруг – им хотелось одного: как можно скорее заглушить шум бомбежек, одиночные выстрелы  караульных в колымских лагерях и кровожадные возгласы хакеров: «Delete! Delete! Delete!». Властям пришлось потратиться лишь на возведение Великой Непробиваемой Стены, чтобы отделить мир Идущих к Скале от мира Еще Неготовых Пройти Этот Путь.

За счет экономии средств на создании и эксплуатации  звездолетов для Жрецов  была закуплена новая партия бриллиантов чистой воды, а в макушках  Великих Просветленных просверлены дырки сверлами усовершенствованного типа.

 

Вот к чему может привести бесконтрольный плевок с небес. Плевок так называемого «фантома абстрактного мышления».