КОММЕНТАРИИ
(В.Белов)

I

- Лазарь! Выйди вон!
… Человек стоит на выходе из пещеры – рука прикрывает лицо от яркого дневного света. Затравленный взгляд скользит по лицам иудейских зевак. Он дрожит всем телом – то ли от холода, то ли от избытка впечатлений. Как это так? Был живым, потом стал мертвым, потом снова живым... Лазарю понадобится еще много дней, чтобы полностью осознать, что все-таки с ним произошло.
Вот это действительно Чудо с большой буквы! Толпа ошарашено смотрит на человека, вышедшего из пещеры: что им теперь делать? В страхе бежать прочь или наоборот – кричать от радости? Какая-то женщина сидит на земле и, не сводя глаз с «ожившего мертвеца», без конца повторяет: «Лазарь умер и уже смердит! Лазарь умер и уже смердит!».
А тот, кто сотворил это чудо стоит в стороне и думает о…
Я не знаю, о чем обычно думают Мессии, а гадать мне не хочется. Евангелие описывает это событие, опуская наверняка самые интересные детали. Если же мы включим фантазию на всю катушку, то быстро скатимся до языка голливудских сценаристов, таких как Тарантино ( «если вы думаете что Иерусалим дыра в заднице мира, то вы еще ничего в этой жизни не видели»). Поэтому оставим скупость повествования на совести евангелистов.
Что было с Лазарем дальше - Библия, как это не обидно, умалчивает. Зато католики не без гордости расскажут вам предание, как Лазарь вместе с Марией Магдалиной путешествовали по Европе, неся местным варварам Благую Весть, и как Лазарь стал первым епископом Марселя.

Должно быть «умерший, смердящий и воскресший» Лазарь основательно окопался в моем подсознании, раз проник даже в хроники Варфоломеевской ночи. Почти полторы тысячи лет отделяют Лазаря от тех событий. Да и откуда ему взяться в Париже?
Но передо мной он предстал в черной рясе с пижонской католической лысиной на голове. Он стоит на темной улице в предместье Парижа Сен-Жермен-де-Пре, рядом с двумя пожилыми монахами. Лазарь разговаривает с ними на французском с едва заметным еврейским выговором и больше напоминает преуспевающего лавочника, чем епископа. Но в его хитро прищуренных глазах – великая тайна о Жизни и Смерти, которую он унес с собой, когда умер во второй раз.
Начинает звонить колокол церкви Сен-Жермен-Л`Оксерруа, неподалеку от Лувра. Лазарь спешно прощается с собеседниками и уходит.
Время «ч». Удары колокола были сигналом к началу резни. На домах гугенотов мелом нарисованы кресты...

Брат мой Лазарь,
Выйди вон!
Слышен колокольный звон
На парижских улицах пустых,
Крест укажет путь тебе.
Только в этой темноте
Даже Богу не узнать своих.

II

Холоднокровная и расчетливая Екатерина Медичи, жившая в то жестокое время, не была кровожаднее других. И уж, конечно же, ей был далеко до ее современника – Ивана Грозного. Тот, кстати, возмущенный событиями в Париже писал тестю Карла IX, императору Максимилиану: «А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил».
Королева-мать понимала: Карл IX – недалекий мечтатель и идеалист, конечно же не видел, куда ведут его красивые игры в перемирие. Тщательно продуманный и пафосный ритуал бракосочетания принца-гугенота и принцессы-католички, астрологические расчеты, символический брак Марса и Венеры… Весь этот метафизический бред без конца смаковался двором, а Франция тем временем неуклонно катилась к катастрофе. Заключив перемирие с гугенотами, Карл IX планировал вместе с гугенотской знатью начать войну с Испанией, которая своей военной мощью во много раз превосходила Францию. Опасным играм неразумного ребенка нужно было положить конец любой ценой!
Способная ученица своего соплеменника Макиавелли, Екатерина Медичи изначально планировала всего лишь ликвидировать знать гугенотов и обезглавить их движение. Но она не учла того, что толпа попробовав крови, захочет еще и еще.
Толпа всегда представлялась мне в виде какого-то примитивного существа, на много порядков примитивнее тех, из кого она состоит. Эволюция почти не затронула эту тварь и за тысячи лет своего существования толпа осталась точно такой же, как была. И не важно, в каком веке или в какой части света она выползает на улицы городов – ее плоть, ее дух и ее повадки остаются неизменны. Она скандирует «Распни его!», сжигает Александрийскую библиотеку и разрывает Ипатию, требует хлеба и зрелищ, и поднимает сотни лапок вверх, приветствуя своего очередного надутого божка… Русский поэт и мистик Даниил Андреев изображает метафизическую сущность толпы в виде демоницы, напоминающей драное покрывало…
Еще толпа любит присваивать себе звучные титулы, например: римляне, иудеи, христиане… Толпа, родившаяся 24 августа 1572 года, называла себя – «католики».

Женевьева саван шьет,
Дионисий гроб несет,
И к утру всю козырную масть
В землю сложат крапом вверх,
Так сойдется без помех
Королевы Матери пасьянс.

(Женевьева и Дионисий – Святые, покровители Парижа).

III

Сперва у меня мелькнула идея: описать Христа-католика бросающегося с ножом на Христа-гугенота. Но эта картина никак не хотела возникать у меня перед глазами.
Говорят, что каждый человек представляет Бога по-своему ( кое-кто с ехидцей добавит: «человек творит Бога по своему образу и подобию»). Мой Христос не похож на того печального бородача с икон и гравюр. У меня он веселый, длинноволосый и немного аутичный – этакий хиппи, древнеиудейского разлива. У него в наушниках играют «Doors» и «Who?», он не стесняется играть с мальчишками в футбол и без проблем сможет показать средний палец какому-нибудь чванливому фарисею.
Не было моего Христа в Париже в ту ночь! Он оставался на Голгофе.

Брат мой Лазарь,
Нам пора!
Говорят, что здесь вчера
Ангел шел, едва касаясь крыш.
Он с Голгофы шел в Версаль,
А в руках держал Грааль,
Заливая кровью весь Париж.

IV

Утром, после Варфоломеевской ночи на кладбище Невинноубиенных Младенцев расцвел засохший боярышник и стал сочиться кровью. Но этот знак парижане растолковали по-своему: «Бог наконец потребовал истребить тех, кто годами оскорблял его славу». И резня продолжалась.

Жар спадет, мы опять станем братьями,
Смоем кровь покаянья с души,
И опять поцелуем распятия
И за пазуху спрячем ножи.
Будет быт наш спокоен и выдержан,
Но как символ недобрых вестей
Плачет кровью боярышник высохший
Над могилами галльских детей.

V

Брат мой Лазарь! Прости что я с тобой так…